К
тридцатитрёхлетию
со дня смерти
композитора
Вениаминa
Арнольдовичa Хаэтa
Ташкентский
композитор Вениамин
Арнольдович
Хаэт не
осознавал до
конца ещё,
что он
похоронил
свою жену
младше себя
на 8 лет. С ней
вместе он шёл
по жизни 51 год.
Без близости Галины
Еремеевны
оставалось
ему жить не более
одного года и
одного дня.
Он умрёт от инфаркта
на следующий
день после
годовщины её
смерти. Тогда
в конце зимы 1974
Ташкентский
Академический
оперный
театр имени
Алишера
Навои
готовится к
премьере
оперы "Забавный
случай" с
музыкой
Вениамина
Арнольдовича
на его собственное
поэтическое
либретто.
Почти десять
лет шли во
всю
репетиции.
Такие знаменитости,
как ныне
Александрова,
певцы и они же
прекрасные
актёры давно
выучили
партии и
ждали
костюмы с
декорациями
для обязательной
премьеры "Забавного
случая".
Смерть жены
композитора
перекрыла
ему доступ к
духу любви,
откуда
Вениамин
Арнольдович
ещё в 78 черпал
физические и
духовные силы.
Он говорил
дочери, моей
маме: "Нина, я потерял
человека, с
которым
прошла вся
моя жизнь. Я
остался на
свете один." 13 марта,
через месяц с
лишним после
кончины Галины
Еремеевны в
лучшем зале
Ташкента под
названием "Бахор"
шёл концерт,
где
исполнялось
произведение
композитора
Вениамина
Хаэта для
фортепьяно с
оркестром в
трёх частях.
Многие
музыкальные
критики
говорили композитору,
что это - одно
из лучших его
последних
сочинений. Он
присутствовал
на концерте,
но его душа
витала уже не
здесь. Что
ему почести и
поздравления.
Теперь он
одинок и все
радости
жизни, как бы
вне его
внутреннего
состояния.
Ночами он
почти не спал
и писал
музыку. Как
только он
ложился в
кровать, в
сердце накапливалась
боль и тоска
по супруге.
Ему казалось,
что она
спускалась
на Землю, к нему.
А жизнь
по-прежнему
заставляла
композитора
ходить
каждый день в
театр, чтоб
не прервать
постановку,
следить за
репетициями
филармонии,
играющей его
оды с
симфониями, а
также, как и
все
предыдущие
годы, участвовать
в заседаниях
Союза
Композиторов
Узбекистана.
Пролетели
месяцы, и
Вениамин
Арнольдович
сразу внешне
состарился.
Его друг, настройщик
пианино,
Георгий
Биндер летом записал
на свой
специальный
стерео магнитофон
его "Симфониетту
для
струнного
оркестра" из
четырех
частей. Её
Вениамин
Арнольдович
сочинил в
далёкой
молодости и
несколько изменил
в 1969 году. В
первой части
скрипки захватывают
душу. Не
повторяя не
один предыдущий
такт, как
повествование
на языке
симфонической
музыки, они
рассказывают
о весёлом
НЭПовском
творчестве
Вениамина Хаэта.
Специально,
как бы
издалека, из
ниоткуда, в
самом начале
начинает
имитироваться
какой-то
потусторонний
фон в стиле
авангардизма
двадцатых в
неразрывном
сочетании с
настроением
и тут же
исчезает
перевоплощаясь
в традиционную
гармонию
быстрого
жизненного
ритма
композитора.
Вот, как
будто закончилась
эта часть. Но
нет, она
снова
вспыхивает с
неожиданной
силой духа
Хаэта. Опять,
иначе
клавишный
инструмент
снова, как в
начале
номера, на
пол минуты он
уводит
слушателей в
миры
авангарда.
Эта часть,
как ничто
иное, взятое
из его ранних
произведений,
отражает
судьбу
Вениамина,
как
предзнаменование
того, когда
он снова
вернётся к
театральной
жизни после
сталинских
репрессий. И
точно так же
сама его
жизнь
внезапно
умолкнет, как
этот номер.
Кончалась
осень. Брат
подруги его
дочери Нины
Хаэт, моей
мамы, Павел
Пeлютик попал
в
автокатастрофу.
Ему раздробило
кость ноги.
Врачи
настаивали
на ампутации.
У друга
Вениамина
Арнольдовича,
его ровесника
Александра
Борисовича
Явналя, за несколько
сотен
километров
от Ташкента,
в горах, жил
знакомый не
признанный
врачами костоправ.
Он спасал в
таких
ситуациях, и
обречённые
на вечную
инвалидность
делались здоровыми
людьми.
Александр
Борисович,
доживший в
дальнейшем
до ста с
лишним лет,
рискнул в
сырую и
дождливую
погоду ехать
с Хаэтом в
горы уже
покрытые
снегом. Если
они не поедут,
Павлик останется
калекой. А
ведь
Вениамину
Арнольдовичу
тогда уже перевалило
за 78 с
половиной
лет. По
дороге машина
буксовала.
Пока на
колёса одели
цепи и добрались
до горного
посёлка с
искалеченным
Павликом, у
всех силы
иссякли. По
возвращению
домой
здоровье
Вениамина
Арнольдовича
пошатнулось.
В декабре 1974
года тоска по
потерянной
жене после
тяжелейшей
поездки в горы
спровоцировала
микро-инфаркт.
Если в девяностые
годы врачи
признали, что
после него,
для
выживания
больной
обязан
лежать влёжку
полгода, то в
разгар
застойного
времени
советским
врачам
давался
негласный
указ свыше
избавляться
от лишних, и
тем более, стариков.
Тогда
появилась
теория о "необходимости"
поднимать
инфарктников
на десятый
день и заставлять
ходить.
Композитора
Хаэта "ставили
на-ноги", и
как ни
странно,
бывший "враг
народа" и узник
ГУЛАГА не умер.
Тогда
директор
ташкентского
театра оперы
и балета ему
высказал
прямо, что
если Вениамин
Арнольдович
вдруг уйдёт
на тот свет, его
оперу
исключат из
театрального
плана раз и
навсегда.
Если
композитор
не умрёт, то живой
он получит
весь гонорар
за постановку
"Забавного
случая" и
тут же отдаст
половину
суммы
директору. А
если с ним
случится
что-нибудь,
то деньги, выплачиваемые
наследнице
уменьшатся в
десять раз,
пусть Нина
тогда
достаёт эту
половину
гонорара
откуда хочет,
или зритель
не увидит
премьеру его
оперы, как
своих ушей.
Такой же
диалог
состоялся у
Вениамина
Арнольдовича
в 1957 году перед премьерой
его оперы "Кот
в сапогах".
Именно после
этого
ультиматума
в 1957 году Хаэта
сразил
первый
инфаркт.
Тогда, в 61 год
Хаэт сумел
перенести на
ногах сердечную
травму.
Директор
получил
положенную
долю, и опера
ставилась
даже после
смерти
композитора
до середины
девяностых
годов. Так изнемождённый
композитор
отпраздновал
Новый год.
Январь
прошёл
довольно
спокойно. Я запомнил
на всю жизнь,
как мама его
ругала из-за
того, что он
не бережёт
здоровье,
когда дедушка
однажды
забрал меня
днём из
детского сада,
и мы поехали
с ним зимой в
оперный театр,
на репетицию.
Я помню это
послеобеденное
время, как он
вдруг
неожиданно
пришёл за мной
в сад. Я не
любил садик,
и моей
радости не было
границ. Мне
представлялась
маршрутка, на
которой мы
добрались от
Чиланзара до
центра
города,
волшебной. В
моей памяти
запечатлелся
навсегда
пустой
тёмный зал с
освещённой
сценой и
сказочными,
как мне казалось,
декорациями.
В другой
вечер без разрешения
мамы Нины мы
пошли на
праздничную ёлку
во Дворце
Водного
спорта в
тогдашнем парке
Кирова, где
теперь
ташкентская
мэрия. Я
очень хорошо
помню
раздевалку,
где мы с дедушкой
сняли и
оставили
пальто, зал
наверху и
огромный
бассейн с
зелёной
водой. В 7 лет я
пришёл туда
во второй
раз: учиться
плаванью в
группе
здоровья, мне
мерещилось, что
это - тот же
дворец и
совершенно
другой одновременно.
Всего два с
половиной
года спустя,
я решил, что
он
уменьшился в
два раза. Сейчас
я понимаю,
что я, просто,
вырос. В 7 лет я всё
время
пытался
отыскать те места,
где в январе 1975
года мы
сидели с
дедушкой
наверху, как
зрители.
Детям пловцы
дарили балет
на воде. Я
помню, как
первый раз в
своей жизни,
я увидел деда
мороза со
снегурочкой,
плывущими на
разноцветной
лодке. Как
самые
прекрасные
воспоминания
той самой
зимы в памяти
навечно
застыли
кадры нашего
прихода в
сказочный,
волшебный
Дворец
Водного
Спорта
Митрофаного.
В этот же вечер
Вениамин
Арнольдович
купил мне
огромную
машину. Я её
раскурочил
на следующий
день. Когда,
почти ночью
мы вернулись
домой, мама,
точно так же,
как я упрекал
маму из-за
того, что она
изнуряла
себя работой
после своего обширного
инфаркта в
конце
девяностых,
она говорила:
"Папа,
зачем ты так
поступаешь и
балуешь Сашку?" А
дедушка ей
ответил: "Ниночка,
сколько мне
ещё осталось
его баловать?" На самом
деле не
больше
месяца .
Четвёртого
февраля на
годовщину
смерти Галины
Еремеевны в
доме у нас
собралось
много народу.
Это наверно
ужесточило
внутреннее
одиночество
композитора.
Весь
следующий день
мама
посвятила
уборке и
стирке и она
совсем не
ожидала
папиной
смерти. Как
не странно, я
помню тот
последний
дедушкин
вечер. В большой
комнате
нашей
квартиры под
выключателем
стояло
мягкое
кресло,
оббитое красным
материалом с
чёрными
полосочками
из стороны в
сторону.
Дедушка
сидел на нём,
смеялся и
шутил с
кем-то из
соседей-друзей.
Он тогда дружил
с одним
поэтом,
Владиславом
Зверевым. Он
жил в
соседнем
подъезде.
Вениамин Арнольдович
писал на его
стихи музыку.
Может быть с
ним он
общался в ту
последнюю
ночь, а может,
с писателем
Львом
Беловым.
Тогда меня
уложили
спать в
среднюю,
мамину
спальню. Дедушка
проводил
бессонные
ночи в
будущей моей
маленькой
комнате на
той самой
кровати, на
которой я
спал, вплоть,
до нашего отъезда
в Израиль.
Мама пошла в
ванную купаться.
Именно в тот
момент
Вениамин
Арнольдович
закричал от
боли в
сердце, как
только лёг в
постель.
Случился
последний
инфаркт. А композитор
Хаэт ещё
надеялся
выжить. Нина быстро
выскочила из
душевой и, в
мороз мокрой
побежала за
своей
подругой
Сусаной, тогдашним
врачом из
реанимационной
кардиологии.
Когда через
несколько
минут они подошли
к кровати
Вениамина
Арнольдовича,
у него уже
страшно
упало
давление.
Дедушка успел
только
шёпотом
сказать: "Сусаночка... ", и сразу
потерял
сознание. В
пол
одиннадцатого
ночи 5
февраля 1975
года его
сердце
остановилось.
Искусственное
дыхание не
помогло. Жизнь
сожгла
неутомимого
композитора
Вениамина
Хаэта, но так
и никогда не
позволила ему
хотя бы на
миг
почувствовать
себя старым.
Внук
композитора Александр
Кирияцкий .